Телефон не отвечал. Тянулись тоскливые длинные гудки.
«Ну, конечно, дома его нет. Сейчас все нормальные люди на левом берегу, на пляже, на худой конец, в супермаркетах или киношках кондиционированным воздухом дышат.
Леонид набрал сотовый Кобишвили. Телефон был включен, гудки проходили, но никто так и не ответил. Выслушав двенадцать гудков, Леня нажал на «отбой».
Вот это уже было очень странно. Насколько он знал, Давид никогда не выключал свой мобильник, даже когда спал или возился с девчонками. «Может, он торчит на работе?»
Леня набрал третий и последний номер. А здесь сработал автоответчик: «Вы позвонили в компанию «Потенциал». В настоящий момент в офисе никого нет, но ваш звонок очень важен для…»
Недослушав, Леня бросил трубку.
«Надо ехать на квартиру к Давиду», – подумал он. А что ему еще остается делать? Камера с пленкой, лежащая на соседнем сиденье, не оставляла ему выбора. Это и в самом деле была бомба, от которой как можно скорее следовало избавиться.
Кобишвили жил на окраине города, на Коммунистическом проспекте. Там, среди хрущоб-пятиэтажек, недавно выстроили самый высокий в городе дом: двадцать четыре этажа. Кирпичный, с зеркалами в лифтах и подземной парковкой. В народе его называли «Членом правительства» – из-за того, что здесь проживали многие местные бонзы.
Давид, преуспевающий бизнесмен, близкий к местным властным структурам, тоже поселился здесь. Его квартира находилась не в пентхаусе, но весьма близко к нему: на двадцать третьем этаже. Леня не сомневался, что по деньгам Кобишвили мог бы позволить себе и пентхаус, однако он решил не слишком светиться. Апартаменты на двадцать четвертом этаже принадлежали местному парфюмерному королю Глебу Захаровичу Пастухову. Впрочем, тот там и не жил почти, обретался в своем загородном имении.
«Будем надеяться, что Давид сейчас все-таки дома, а звонок просто не услышал, – подумал Леня, выходя из будки. – Может, залез, по случаю жары, в ванну и слушает любимого Моцарта. Лежит намыленный – и кайфует». Леня представил себе голого Давида, всего с ног до головы покрытого черной шерстью, и фыркнул.
«Бог знает, о чем только не думаешь, когда ты в смертельной опасности и рядом с тобой на сиденье лежит настоящая бомба».
Леня безо всяких приключений доехал до жилища Давида. Дом возвышался над округой, подавляя близлежащие постройки, и наверняка вызывал у их обитателей дикую социальную зависть.
Леонид не стал заезжать на принадлежащую обитателям дома подземную парковку. Совсем ни к чему ему сейчас светиться перед видеокамерами наружного наблюдения. Он запарковался во дворе соседней пятиэтажки. По случаю жаркого воскресенья ни единой машины во дворе не оказалось, и даже старухи на лавках не сидели, только скучающая девчонка раскачивалась – скрип, скрип, скрип – в одиночку на качелях. Ей было лет восемь, и она смотрела на мир широко распахнутыми, удивленными глазами.
Совсем как та девчонка, которую эти мерзавцы только что на его глазах убили на берегу Танаиса. При воспоминании о недавно виденном Лене стало дурно. Картинка ясно встала перед глазами. Выстрел. Другой, третий. Падает мальчик. Следом валится на землю девочка. Судорога проходит по ее тельцу. Густая черная кровь вытекает в песок.
Леонид тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Сунул видеокамеру в полиэтиленовый пакет с эмблемой костровского универсама «Тихий Танаис». Взял барсетку, закрыл машину и зашагал в сторону «Члена правительства». Легкомысленную панамку от солнца надвинул глубже на глаза.
Дом охранялся консьержем и домофоном, но у Леонида, слава богу, имелись ключи от Давидовой квартиры. Он достал их из-за подкладки барсетки и открыл подъездную дверь, консьерж даже не повернул в его сторону голову – он уткнулся в телевизор, увлеченный очередным повтором сериала «Авантюристка».
Фирменный лифт, отделанный алюминием, плавно вознес Леню на двадцать третий этаж. На просторной площадке располагались четыре квартиры. Давидовская – с номером «88». Леонид подошел к ней, прислушался. Ни звука не доносилось из-за дверей. На всякий случай он позвонил. Вдруг он помешает Давидовым забавам с очередной девчонкой. Звонки далеко разнеслись в огромной квартире. И тишина. Ни звука, ни движения.
Тогда Леонид своим ключом отомкнул дверь. Отпер и сразу почувствовал, что здесь недавно произошло что-то неладное. Тяжелая тишина висела в квартире. Нехорошая тишина.
Он осторожно вошел в гостиную. Давид лежал на полу лицом вниз в луже крови. По виду – ему уже ничем нельзя было помочь. Жизни в его теле не осталось. Труп лежал в неестественной позе. Рука нелепо вывернута.
Рядом на журнальном столике красовались бутылка настоящей «Хванчкары», тарелки с сулугуни и лавашом и два бокала.
Леонид подошел к телу Давида. Стараясь не наступить в кровь, растекшуюся по полу, взял друга за руку.
Пульс не прощупывался, но рука еще теплая. Леня был далеко не судмедэкспертом, но понял, что убийство произошло совсем недавно – час или, может, два назад. Он осторожно отступил, затем достал платок и на всякий случай протер руку Давида в том месте, где ее касался. Кажется, с кожи тоже можно снять отпечатки пальцев.
Вдруг на журнальном столике зазвонил телефон. Леонид аж подпрыгнул на месте. Трубку он, естественно, брать не стал. В полной тишине отгремело звонков десять.
Телефонный звонок навел Леню на мысль. Он осторожно взял со стола мобильник. Да, это она, кобишвиливская «Моторола». Леня быстро просмотрел последние звонки, поступившие на сотовый. Самый последний, прозвучавший только что, оказался неопознан. Далее шел Ленин звонок из автомата получасовой давности – номер также не определился. А потом… Потом все звонки оказались стерты. Леня просмотрел архив SMS-сообщений. Тоже пусто. Значит, человек, с которым Давид мирно выпивал и который затем его убил, перед уходом из квартиры удалил из аппарата Кобишвили данные о звонках и «эсэмэсках». Наверное, потому что там, среди прочих, сохранился номер телефона убийцы или сообщение от него.