Парфюмер звонит первым - Страница 86

– Так точно, товарищ генерал. Разрешите вопрос?

– Давай.

– Мои люди… Насколько для них все это опасно?

– Кривить душой не буду, кавторанг, – вздохнул генерал. – Смертельно опасно.

Москва

Что еще мог сделать генерал? Карьера его кончена, он прекрасно понимал это. Но существуют вещи и поважнее карьеры. Жизнь миллионов людей, например.

Генерал набрал по ВЧ-1 номер, по которому он еще не звонил ни разу в жизни: прямой президентский. Теперь что делать, решать ему, президенту. Вероятно, надо организовывать эвакуацию миллионов людей из прибрежных районов. Информировать о случившемся сопредельные страны. Сообщать – или не сообщать – о происходящем народу. Объявлять об эпидемии. Организовывать карантин и профилактическое лечение…

Странно, но когда генерал набирал четыре цифры номера Верховного главнокомандующего, он почувствовал что-то вроде облегчения. Теперь ответственность за происходящее возьмет на себя другой, гораздо более властный человек.

Костров. Час спустя

Ни Глеб Захарович, ни Татьяна не ведали о том, какого масштаба события происходили в последние часы в Москве, на Черном море, на хуторе Брюховицкий. Таня думала о своем. Она вся извелась от ожидания, от беспокойства за судьбу своего Валерочки.

ГЗ ровно в шесть отправился в тренажерный зал делать зарядку. Вышел на веранду без четверти семь: в спортивных шортах и рубашке поло, разрумянившийся, с мокрыми после душа волосами. На левой руке из-под короткого рукава рубашки «лакоста» выглядывал бинт.

Истомившаяся Татьяна за время отсутствия миллионера три сигареты выкурила. Она думала об одном: как там Валера? – и не замечала ни ласкового солнца, пробивающегося сквозь кроны деревьев в саду, ни бешеных воробьев, ни горничной, которая к моменту выхода господина сервировала на веранде на белейшей скатерти завтрак на две персоны.

Вероятно, даже в те минуты, когда Земля будет гибнуть от последствий эпидемии, или от ядерной катастрофы, или от падения гигантского метеорита, многие ни о чем не подозревающие люди будут, как всегда, мучиться от беспокойства за близких, думать об эфемерной карьере, мериться тщеславием или объясняться в любви…

– В семь пятнадцать я выезжаю на фабрику, – деловито сказал Тане ГЗ, усаживаясь за стол и придвигая к себе дымящийся омлет. – Каково ваше решение?

– Вы совсем не поспали, – отвечала Татьяна, пытаясь оттянуть неизбежный разговор.

– Не первый раз и не последний. Если бы я спал по восемь часов в сутки, я бы и рубля не заработал, не то что миллионов, – отмахнулся Глеб Захарович. – Итак, ваше слово?

– А выглядите бодро, – позавидовала Таня. – Как будто спокойно дрыхли всю ночь. У меня так не получается.

За разговором ГЗ деловито уминал омлет, запивал его попеременно кофе со сливками и апельсиновым соком. Ничто его не брало. У Татьяны аппетита хватило только на то, чтобы отщипнуть кусочек круассана и запить доброй чашкой эспрессо.

– Не тяните резину, – бросил Глеб Захарович. – Ваш ответ?

…Татьяну замуж звали не раз и не два, но чтобы предложение делали в такой форме, как господин Пастухов, она не слышала ни разу. В устах Глеба Захаровича матримониальный вопрос прозвучал, словно они смету рекламной кампании обсуждали. Да что говорить: слово «деньги» в его предложении встретилось раз десять, а вот слово «любовь» – ни полразика. Скажи ГЗ очевидное вранье, что он любит ее до беспамятства, Таня бы еще, может, и подумала. А так – возникало полное ощущение, что ее покупают. Или, говоря эвфемизмами, заключают с ней договор на пожизненное оказание эскорт-услуг. Тем более что время от времени разговор выруливал именно на заключение брачного контракта. И вот это все и убило. Разбило в прах и симпатию, и смутное беспокойство, охватывавшее Таню, едва она видела ГЗ.

Полтора часа назад на террасе своего особняка Глеб Захарович вдруг заявил потрясенной Тане буквально следующее:

– Я внимательно наблюдал за вами, Татьяна, и, не скрою, наводил о вас справки. Вы чрезвычайно привлекательны, умны, образованны, самостоятельны, независимы. Вы будете украшением моей жизни и достойной спутницей. Предлагаю вам выйти за меня замуж.

– Вы шутите?!

– Ничуть.

Затем ГЗ огласил условия сделки: брачный контракт, согласно которому Татьяна будет получать двести пятьдесят тысяч у. е. ежегодно, не считая полного пансиона; в обмен от нее требуется выполнять супружеские обязанности, ни в коем случае не заводить связей на стороне и сопровождать мужа везде, где он посчитает нужным. Ей не возбраняется работать, однако же безо всяких сверхурочных. Ей можно даже путешествовать в одиночестве, но не долее чем одну неделю. А в случае развода по обоюдному согласию она станет получать пожизненное содержание в размере шестидесяти тысяч у. е.

Звучало все настолько неожиданно и необычно, что на миг в голову Тане закралось подозрение: может, Глеб Захарович просто с ума сошел? Или прикалывается, чтобы поднять ей настроение? Но он, однако, выглядел и говорил ужасно серьезно – поразительно, до чего мужики, даже самые умные, выглядят дебилами, когда пытаются объясняться в любви!..

Будь у Татьяны хоть чуть более игривое настроение, она бы вдоволь повысмеивала ГЗ (тем более что интуиция подсказывала ей, что вряд ли она будет в дальнейшем работать с концерном «Юлиана» в частности и в Кострове вообще). Она бы поторговалась с миллионером и по поводу ежегодной ставки, и круга обязанностей, и того, в какой конкретно валюте исчислять пресловутые у. е. – в долларах США или евро. Но вышучивать бедного, эмоционально глухого бизнесмена сил не было, и она тогда, час назад, лишь выпросила себе отсрочку: подумать. И вот теперь неумолимый Глеб Захарович призывает ее к ответу.