Парфюмер звонит первым - Страница 82

Полковник Ибрагимов

Как только «Гольфстрим» приземлился в костровском аэропорту, Ибрагимов немедленно связался с Центром, доложил о прибытии. Генерал сообщил ему, что кардинальных изменений в ситуации не произошло. Продвижение «Нахичевани» контролируется, операция по захвату судна намечена на шесть ноль-ноль. Ибрагимов сообщил, что одну заложницу, Татьяну Садовникову, падчерицу Ходасевича, удалось освободить. Однако они с Ходасевичем содержались в разных местах, поэтому о местонахождении полковника по-прежнему ничего не известно.

– Ну, что ж, – вздохнул генерал, – думаю, успеть что-либо сделать уже невозможно. В конце концов, Валерий Петрович – кадровый разведчик, офицер резерва. Вся его жизнь с риском была связана…

Зампред не договорил, но прозвучали его слова как эпитафия. В самом деле! Ибрагимов взглянул на часы. Начало шестого. Что он может успеть за оставшиеся до начала операции в Черном море сорок девять минут? В чужом и незнакомом городе, без малейших зацепок?

Бойцы спецназа разобрали баулы со снаряжением и потянулись к выходу из самолета. Поскольку не поступало никаких вводных, они ощутимо расслабились, подначивали друг дружку и хохотали. У трапа самолета их всех уже ждали присланные местным управлением машины: «бээмвуха» с мигалкой и черный микроавтобус с тонированными стеклами. Машины готовы были отправиться в любом направлении, но куда прикажете им ехать?

Единственной ниточкой для Ибрагимова оставалась Татьяна Садовникова.

Он и позвонил ей.

…А еще через семь минут он уже инструктировал спецназовцев в салоне микроавтобуса.

Микроавтобус, держась в кильватере за «бээмвухой», выруливал из ворот аэропорта.

Глава 14

Пригород Кострова

Ходасевич по-прежнему был без сознания. Он без всякой помощи валялся в холле чужого загородного дома, на полу. В качестве последней милости к умирающему бандиты сняли с него браслеты, стягивающие руки за спиной, и грузному полковнику ничто уже не мешало лежать навзничь. Глаза его были закрыты, лицо посерело, но он еще дышал – неглубоко, коротко, но равномерно.

Костров

Машины в аэропорт за отрядом Ибрагимова прислало костровское управление ФСБ. Кроме шоферов, их сопровождал молоденький старлей, дежуривший в ночь по управлению. Старлея Ибрагимов попросил сесть в головную «бээмвуху» и, расчищая дорогу, гнать что есть сил на хутор Брюховицкий. Сам он поместился вместе со спецназовцами и их командиром в микроавтобусе. Он намеренно уселся в голове салона, лицом к офицерам, и, когда машина вырулила из аэропорта на трассу, обратился к спецназовцам.

– Товарищи офицеры, – сказал он, – я не имею права вам приказывать, но у меня есть право вас просить.

Голос его звучал негромко, но твердо и взволнованно, и в автобусе мгновенно стихли шутки, подначки, смешки. Спецназовцы обратились в слух.

– То, что я прошу вас сделать, – продолжил Ибрагимов, – не предусмотрено уставом, инструкциями, боевым расписанием. У вас не будет времени на развертывание, прикрытие, подготовку. Сразу с марша придется идти в бой. Ситуация очень сложная. Бандиты захватили заложника. Если мы не сумеем освободить его до шести ноль-ноль утра, они убьют его. Человек этот – немолодой, у него больное сердце. Может, и жить ему осталось недолго. Но он – наш сотрудник, полковник службы, почти сорок лет в строю. И еще – он мой большой друг. И я не хочу, чтобы он умер один, в чужом бандитском доме, от рук какой-то сволочи.

Ибрагимов обвел спецназовцев взглядом. Они все, включая командира-подполковника, внимательно слушали его.

– Поэтому я прошу вас, – закончил полковник, – сделайте для заложника, нашего коллеги, все, что сможете. Все, что от вас зависит.

Ему показалось, что его речь достигла цели. «Столько раз доводилось видеть за последние пятнадцать лет, – подумал Ибрагимов, – как люди не исполняли приказ. Даже боевой приказ. Не выполняли из политических убеждений, корысти и непрофессионализма. Но чаще всего – из-за непрофессионализма. Причем не своего собственного, а своих командиров. Поэтому я и в самом деле не имею права приказывать им. А вот попросить и убедить – могу. Словно какой-нибудь пламенный комиссар времен Великой Отечественной».

Никто ничего не сказал в ответ на его спич, но лица бойцов посерьезнели, посуровели, потемнели.

– Теперь давайте о конкретике, – обыденно обратился Ибрагимов к седому подполковнику, командиру отделения.

В то же самое время, когда микроавтобус со спецназовцами мчался от костровского аэропорта в сторону хутора Брюховицкий, на Черном море торпедные катера, обогнав «Нахичевань», легли в дрейф на расстоянии пяти морских миль от судна. Через пятнадцать минут теплоход должен оказаться в двух милях от катеров, и тогда аквалангисты уйдут под воду. Начнется операция по захвату судна.

Тане стало зябко на террасе пастуховского дома. От реки поднимался туман, плыл по саду клоками. Но холодно было не только от утренней свежести, наползавшей из сада, но и от мысли, что сейчас все решается. Решается, но где-то далеко, а она – в стороне от событий и ничем не в состоянии помочь Валере, и даже толком не знает, что происходит. «Успокойся, – сказала она себе, – ты сделала все, что могла». Несколько минут назад Глеб Захарович получил от послушного его воле руководителя местной сотовой сети карту. Таня незамедлительно переправила ее по электронной почте на адрес полковника Ибрагимова. Таня видела эту карту на экране ноутбука: на окраине крошечного хутора Брюховицкий пульсировала точка. Здесь находился сотовый телефон человека, захватившего Валеру. Но где сам Валера? И что с ним происходит? Как он себя чувствует? Вообще, жив ли он? От этих неотвязных мыслей Таню начала бить настоящая дрожь. Глеб Захарович заметил ее состояние и заботливо сказал: